Образование-2012: панорама года в зеркале социологических исследований. Дарья Поливанова

Правда о «человеческом капитале»

В 2012 году это словосочетание активно продвигалось в умы граждан, и социологи активно изучали феномен человеческого капитала. Согласно стратегии 2020 человеческий капитал у нас – основа новой модели экономического роста. Несмотря на явную противоречивость понимания структуры человеческого капитала, все исследователи единодушны в признании огромного значения образовательного фактора.
Многие исследователи пытались отделить влияние фактора образования на рост будущих доходов от влияния здоровья, способностей, социального происхождения. И все-таки результаты, к которым пришли разные ученые, практически совпадают: суммарное воздействие всех факторов, за исключением образования, составляет не более 40%, следовательно, 60% жизненного успеха обеспечивает образование.

Но если педагоги формируют будущее человека почти на две трети, почему формирование качественного педсостава школ до сих пор не стало стратегической задачей государства? (И.Тюплина, Магнитогорск)

Ну а что там на самом деле? Исследование структуры мотивов труда показало: она сегодня однофакторная. Не только для рабочих, но и для профессионалов с высшим образованием, учителей в том числе, основным мотивом труда является заработок. Все остальные мотивы на порядок уступают и лишь дополняют основной. Правда, за последние двадцать лет мы незаметно перешли от мотивации избегания (лишь бы не потерять работу) к мотивации достижения (хочу квалификацию, или интересное дело, или самоутвердиться, или сделать карьеру). А вот работать «за идею» уже никто не готов. (А.Темницкий, Москва)

Мотивации труда – частый предмет исследования. За последние двадцать лет мы прошли период адаптивной гибкости, когда трудовая мотивация ждала изменений в сознании, готова была стать новой ценностью. До 2008 года – точно. В людях жило стремление чего-то достичь, было желание желать. А вот после установился чисто экономический подход к мотивации». Это травматично для человека, его трудовое поведение меняется, так как прежняя модель хорошего работника не поддерживается. Поэтому на нынешнем этапе колоссальный размах приобрели трудовые конфликты и дискриминация. В таких условиях воспроизводство человеческого капитала – задача неподъемная. (Е.Андрианова, Тюмень)

«Образование –  услуга по развитию нравственности»

Хотя эта крылатая фраза 2012 года принадлежит педагогическому, а не социологическому исследованию, ролью учителя в современном мире социологи тоже интересуются.
Оказывается, в эпоху межвременья никто точно не знает, какое поведение учителя позитивное, а какое нет. Главное, неизвестно, когда узнаем, потому что никто над этим не работает. И все-таки, кто мы, учащие?
Такой, например, самоидентификатор может быть. Сейчас население уверено: мы живем в мире услуг, и одна из ключевых отраслей, которые предоставляют услуги, – это образование. Обществу потребителей важно ощущение значимости себя как клиента, а также адекватность качества затратам. И педагоги, согласны они с этим или нет, оказываются включенными именно в такие отношения.
За рубежом вопросы качества обслуживания давно проработаны, продуманы критерии, определены процедуры этой оценки, а нас все еще трясет от самой постановки вопроса. Выбирать придется одну из двух систем: американская акцентируется на сопоставлении реального факта с эталоном, а европейская оценивает качество с позиции удовлетворенности потребителя. Что именно подходит для определения образовательной услуги нам – пора решать. (Г.Меньшикова, Санкт-Петербург)

Да, пора решать многие вопросы. Например, что такое коллектив в условиях размывания общности интересов работников. Не клетка же с конкурирующими за милость хозяина особями. И если советский тип отношений – сочетание личных и общественных интересов – приказал долго жить, а западноевропейская модель включенности личности в группу кажется нам холодной и прагматичной, то надо самим что-то делать, чтобы не забывать о взаимопомощи и неформальных отношениях с коллегами. (О.Бурова, Пермь)
И это лейтмотив многих исследований: хотим мы или не хотим, понимаем ли, контролируем ли, а все равно процессы изменений влекут нас – или волокут.

«Декларируемая удовлетворенность деятельностью»

Поскольку отказываться от иллюзий мало кто собирается, у социологов появилась эта тонкая формулировка: «декларируемая удовлетворенность политическими институтами». Никто не отрицает, но каждый дистанцируется, не верит, не надеется. Поговорили про модернизацию – и забыли. Про инновации. Про компетенции. За-бы-ли! Не нашего ума дело: чтобы изменить институты, надо менять политику, для модернизации политики надо пересматривать идеологию, работать с сознанием людей, разъяснять про цели, принципы, задачи, развенчивать мифы и стереотипы и так далее. Сложно. А так – попроизносили слова, что-то сгенерировали, понимая в глубине души, что ничего нового к этой гнилой системе не прирастет, разве пришивать колючей проволокой.
Главное, региональные различия в политическом поведении граждан и их политических ценностях невелики. С 2006 года собирались данные, которые теперь гласят: все равно мы движемся с Европой в том же направлении, все равно мы участники всемирной модернизации. Но по описаниям состояния политических установок общества – крайне пассивные, неуверенные, тревожные. (А.Андреенкова, Москва)

Красноречивым показателем тревожности ученые считают недоверчивое и отчужденное отношение к институтам правопорядка. (Л.Беляева, Москва) Однако этот ученый отмечает разный уровень напряжения социального пространства по регионам. Где-то «добровольная вестернизация», то есть инновационность, приживается, и это регионы побогаче, с хорошими культурными традициями, а где-то – никаких шансов. На эту же тему – другой исследователь: чтобы добиться успеха в модернизации, надо задействовать потенциал регионального и культурно-типологического своеобразия. Вопрос – как он создается? Условия выделены такие: автономность, самодеятельность, уникальность. И разумеется, их тонкая интеграция. Другое дело, что воспитывать автономных субъектов стало некому и некогда. Тогда получайте: «Согласно соционическому анализу потенциал эволюционного развития страны на 2012 год исчерпан. Господство эволюторов (организаторов процесса) и энергопоглотителей несовместимо с выживанием социума – выявлен дефицит на дарителей и трансляторов энергии. Рецепт сохранения России прост: развитие федерализма, расширение автономии и суверенитета регионов, местное самоуправление, гарантия самостоятельности всех субъектов». (В.Антошкин, Москва)

Доказательством послушной зависимости местных руководителей (их родовая черта) служит исследование, посвященное анализу региональных инновационных программ. Результаты разгромные: программы не имеют структуры, сроки реализации нереальные, на местные реалии совершенно не ориентируются, специфика региона нигде не учитывается. Показатели и индикаторы реализации или не прописаны, или не соотносятся с аналогичными показателями для федеральных программ. Финансовое обоснование расходов из головы, риски и угрозы тоже относятся к догадкам и предположениям. Но будем справедливы: Санкт-Петербург, Татарстан и Свердловская область молодцы, предрекают, что колыбель российского будущего подвешена здесь. (А.Балякин, Москва)

«За нас все сделают технологи»

Один из самых больших рисков инновационного процесса – риск принципиального упрощения всех систем. Это чревато самыми разными последствиями – в том числе психологическими и культурными. (Е.Боев, Курск)

Раньше образование обеспечивало готовность человека к жизни, знало, что оно делает и как. Теперь оно должно обеспечивать условия, сохранять баланс между социальными и индивидуальными потребностями. Что это? Как это? Малопонятно.
Однако вернемся к человеку. За последние четыре года у студентов первых курсов значительно снизились показатели внимания, память, логика. Снижаются средние результаты теста Бурдона (концентрация и устойчивость внимания). Снижается мотивация на учебу. Ухудшились показатели невербальной логики (умение мыслить внутри себя). И далее: экстраверсия, уровень тревожности выше нормы, они требуют постоянного внимания к себе и опеки от преподавателя. А вот со сверстниками общение некомфортное, низкий уровень эмпатии, склонность к компромиссам. (А.Потапова, Москва)

Притом молодежь недооценивает саму идею профессионального призвания, и в словосочетании «высшее профессиональное образование» акцент ставится на первое слово. Выбор профессии обосновывается статусными решениями, знаковым потреблением образовательных продуктов. (О.Белова, Екатеринбург) В отсутствии ли грамотного профконсультирования, по причине ли непроявленности интереса в процессе учебы в школе, но выбор вуза все чаще ошибочный. Сейчас 98% процентов старших школьников собираются продолжить обучение в вузе, но оно их не интересует и в их глазах имеет низкую ценность.  Но позвольте, если образование – это проект будущего, то жизненная стратегия – это его реализация. По уму, на словах – да. А на деле так: если молодежь, окончившая вуз в конце 90-х – начале 2000-х, была настроена на следование выбранному пути, искала работу по профессии, но ничего, кроме разочарования, не обрела, разве пришла к прагматичным решениям (Я. Дидковская, Екатеринбург), то нынешние сразу знают про условия недостаточных возможностей и очаровываться не собираются.

А что происходит? Казалось бы, кругом только положительные цифры, процессы набирают обороты, а перспективы у детей нет. Современный студент на портрете: растерянный, стоящий перед дилеммами професcий человек. (Т.Пакина, Нижний Новгород).

Технологий тьма, всюду имитируется деятельность, а потеря интереса к работе наступает еще до получения диплома. Так что же? Либо образованию пора исчезнуть как рудименту, либо надо вырваться на простор социальной мобильности и личной ответственности. Стоять в растерянности на перепутье уже хватит.

Ссылка на источник